Дмитрий Ливанов дал интервью «Умной школе»

9 сентября 2013 года  Министр образования Дмитрий Ливанов дал интервью порталу «Умная школа».Примечательно, что, вступив в новую должность,  свое первое интервью Ливанов дал именно «Умной школе».Это было больше года назад. И вот, теперь министр попытался в беседе с журналистом подвести некоторые итоги своей деятельности на этом посту, обозначить свою точку зрения на многие проблемы школьного образования, а также разъяснить собственное видение реформирования и модернизации системы образования в РФ в целом.

9 сентября 2013 года  Министр образования Дмитрий Ливанов дал интервью порталу «Умная школа».Примечательно, что, вступив в новую должность,  свое первое интервью Ливанов дал именно «Умной школе».Это было больше года назад. И вот, теперь министр попытался в беседе с журналистом подвести некоторые итоги своей деятельности на этом посту, обозначить свою точку зрения на многие проблемы школьного образования, а также разъяснить собственное видение реформирования и модернизации системы образования в РФ в целом.

Предметом разговора стали самые актуальные темы 2013 года: зарплата, эффективный контракт, профстандарт учителя, ФГОС, портфолио ученика, ЕГЭ и, конечно, новый Закон об образовании.

Ниже приводится полный текст интервью Дмитрия Ливанова.

«– Дмитрий Викторович, при обсуждении проблем образования чуть что, раздаются реплики вроде «Куда смотрит министерство?», «Почему молчит Ливанов?», «Ждем, как отреагирует министр». За этим видится отношение к вашему министерству как к верховной власти, а к вам – как чуть ли не к высшему существу. Вы ощущаете себя высшим существом?

– Я, как и любой человек, ощущаю себя венцом творения, то есть высшим существом в смысле биологической эволюции.

Но если говорить серьезно, то в профессиональной сфере я себя ощущаю коллегой. С теми людьми, которые работают в нашей системе образования, в вузах, школах, детских садах, мы – коллеги. И чем в большей степени мы будем ощущать профессиональную общность, общаться, задавать друг другу вопросы и отвечать на них, тем быстрее мы будем двигаться вперед.

– Вы – государственный чиновник. Как вы определяете, какие задачи вам нужно решать? Вы сами себе их ставите или кто-то их ставит для вас?

– Мы вступаем в новый учебный год с целым рядом концептуальных документов. Это и Государственная программа развития образования, и закон «Об образовании в Российской Федерации», и указы президента, и дорожная карта по их реализации.

Каждый из этих документов отражает различные ожидания, которые наше общество связывает со школьным образованием. Например, мы все хотим, чтобы наша школа была педагогически продвинутой, экономически эффективной, толерантной по отношению к любым детям, безбарьерной. Мы хотим, чтобы она выполняла функцию социального лифта, выступала модератором культурных и национальных различий между детьми, формировала культурную и гражданскую идентичность.

Как видите, есть много разных задач, и каждая из них важна и так или иначе зафиксирована в документах. А ресурсы, человеческие и материальные, ограничены. Поэтому крайне важно сформулировать, что именно является ключевой задачей.

Мой ответ таков: главный приоритет – это качество обучения, качество образования наших детей. Принимая любые решения, планируя любые мероприятия, нужно прежде всего задавать самим себе вопрос: приведут ли наши действия к повышению уровня работы учителей и к достижению более высоких образовательных результатов каждым ребенком.

– Тут возникает проблема, по поводу которой ломают копья только на моей памяти лет 30: это определение качества образования. Что такое качественное образование и как его отличить от некачественного?

– Ключевой элемент качества обучения в школе, безусловно, учитель. И мы понимаем, что в центре любых наших действий и планов по повышению качества образования стоит рост квалификации и социального комфорта учительского сообщества. Это подход, который реализуют все высокоразвитые системы образования в мире.

Что здесь является принципиально важным? Мы по существу сформулировали и осуществляем переход на систему эффективного контракта между обществом с одной  стороны и учительством – с другой.  Обратите внимание, что это не контракт между директором и учителем конкретной школы. Это более широкое понятие: общественный договор, заключаемый между обществом и учительством.

– Когда учителя дочитают до этого момента, они вздохнут и насторожатся…

– Тем не менее нужно об этом говорить и нужно это делать.

О чем здесь идет речь? Первый и важнейший компонент этого договора – это повышение зарплаты. И в среднем по Российской Федерации заработная плата выросла в реальном выражении в два раза за два года! А если сравнивать зарплату учителей в школе за первое полугодие 2013 с первым полугодием 2012 года, то рост больше, чем на 60 процентов.

Но здесь не может быть никаких уловок. Принципиально важно, чтобы рост заработной платы не происходил за счет повышения учебной нагрузки. Если это происходит, то это не просто профанация идеи эффективного контракта, а прямой вред, который наносится профессиональному самочувствию учительства и в целом качеству обучения, качеству работы учителей.

Поэтому мы будем не только по каждому региону, муниципалитету и школе вести мониторинг заработных плат учителей и других категорий педагогических работников. Мы будем еще и отслеживать сопутствующие эффекты этого роста, в том числе – и учебной нагрузки.

– У вас есть инструменты для этого?

– Да, сейчас реализуется система мониторинга, которая поднимает информацию от каждой школы, минуя региональные и муниципальные уровни управления образованием.

– Вы сказали, что заработная плата – это первый из компонентов эффективного контракта…

– Второй компонент – непрерывный профессиональный рост и совершенствование работы учителей через систему повышения квалификации, через новую систему мотивации учителей, наконец, через новый профессиональный стандарт учителя.

Этот профессиональный стандарт становится важным ресурсом для повышения качества образования. Мы сейчас его обсуждаем и начнем поэтапно, по мере готовности школ, вводить уже в этом учебном году.

Я хочу напомнить, что стандарт был разработан представителями самого учительского сообщества под руководством Е.А. Ямбурга. Это случилось после того, как предыдущий вариант был подвергнут заслуженной критике, и я попросил Евгения Александровича возглавить эту работу.

Принципиально важно, что стандарт фиксирует важнейшие требования к качественной работе учителя, а точнее – к совместной работе учителя и учеников именно в текущей ситуации, когда в школы приходит множество детей с нарушениями здоровья, когда может оказаться, что в классе сразу несколько детей не владеют русским языком как родным, когда для эффективного обучения нужно обязательно использовать современные информационные технологии. Все эти обстоятельства в проекте документа учтены.

Введение нового стандарта в практику не должно стать очередным шагом к наращиванию внешнего давления и контроля. Напротив, оно должно опираться на активность и внутреннюю мотивацию учителей.

Профессиональный стандарт учителя будет всесторонне обсуждаться и дорабатываться, после чего ляжет в основу и новой системы повышения квалификации, и системы аттестации учителей, и новых стандартов педагогического образования. Систему педагогического образования тоже ждут перемены, и это отдельная тема.

– Кроме зарплаты и профстандарта, что еще важно для повышения качества образования?

– Третий важный компонент – это, конечно, ФГОСы, федеральные государственные образовательные стандарты. Сейчас мы находимся на этапе их практического внедрения на уровне начальной школы.

В новом учебном году представляется важным обсудить результаты такого внедрения. Нужно понять, какое новое качество обучения, качество работы с детьми задают эти стандарты, и обеспечить коммуникацию между разными регионами, муниципалитетами и школами по поводу внедрения этого стандарта. Потому что новый стандарт – не столько про новые учебники и новые педагогические технологии. Он про новые задачи образовательного процесса и про новую систему мотивации к обучению для детей.

Что такое метапредметные результаты, о которых все говорят, но для обсуждения которых пока даже среди профессионалов не найден общий язык? Например, к ним относится интерес к обучению. И когда он станет не менее важным следствием образования, чем конкретные предметные знания, можно будет говорить о достижении метапредметных результатов. И такой подход отражен во ФГОС начальной школы.

Но нам очень важно, чтобы метапредметные результаты были зафиксированы не на бумаге, а достигались в реальной практике начальной школы. От одного до другого, к сожалению, большая дистанция.

– А что в средней и старшей школе?

– ФГОСы для них готовы, и мы сейчас обсуждаем, как вводить их в действие. В основной школе их внедрение планируется в 2015 году, а в старшей – в 2020.

Многие регионы говорят, что уже сейчас готовы работать по новым стандартам. Но здесь не должно быть соревнования, кто раньше. Важны здесь не сроки, а реальная глубина изменений и качество работы. Поэтому хочу здесь, в этом интервью, предостеречь всех от соревнования в скорости внедрения.

Напомню: наша основная цель – рост реальных образовательных результатов школьников. Поэтому сначала нужно максимально широко обсудить те действия по введению стандартов, которые мы планируем осуществить.  Причем обсудить на самых разных уровнях: и с родителями как заказчиками системы образования, и в профессиональном экспертном сообществе, и на уровне методистов, учителей, администраторов…

– Вот только желание красиво отрапортовать часто искажает результаты обсуждения…

– Я с этим абсолютно согласен, и поэтому еще раз обращаю внимание, что принципиально важна не фиксация на бумаге каких-то результатов, а сами эти результаты. И мы опять приходим к вопросу, как эти результаты измерить и оценить.

Мы все слышим очень много разговоров про ЕГЭ. Изначально, когда ЕГЭ задумывался и потом реализовывался, он рассматривался только как один из элементов системы оценки качества образования. К сожалению, он сейчас остался почти единственным, и это неправильно. Абсолютно недопустимо лишь по результатам ЕГЭ оценивать качество работы школ и отдельных учителей.

– И тем не менее – это обычная практика…

– Мы так делать не будем. Каждая школа работает в своем уникальном социальном контексте, и не учитывать это нельзя. Это большая ошибка.

У нас в действительности должна работать целая линейка инструментов оценки качества образования – от оценивания в каждом классе, от обычных контрольных работ, до участия России в международных исследованиях оценки качества образования, таких, как PISA, PIRLS и TIMSS. В этом же ряду стоит и ЕГЭ, и государственная итоговая аттестация после 9-го класса, и другие инструменты.

Только в совокупности эти измерители могут дать адекватный ответ на вопрос, каково же качество образования в отдельных школах, муниципалитетах, регионах, в России в целом.

– Вам, наверное, знаком так называемый закон Кэмпбелла? «Чем сильнее количественный показатель общественного развития учитывается в решениях социального характера, тем больше он подвержен давлению и будет использован для искажения и даже развращения социальных процессов».

Так что вы фактически боретесь против закона природы, который сформулировал Кэмпбелл. Насколько эта задача решаема?

– Я считаю, что все инструменты, о которых я сказал, будут работать, если мы будем честны сами с собой, если мы перестанем обманывать друг друга и наших детей. В конечном счете все упирается в честность людей. А категория честности по своей значимости и по тем факторам, которые на нее влияют, выходит за рамки системы образования.

Мой тезис очень простой. Пока мы не научимся быть честными, не жульничать во время каждой контрольной работы, в каждом классе, в каждой школе, не будет и честного ЕГЭ.

Выстраивание этой цепочки на императиве честного поведения всех участников – важнейшая задача. Но это, кстати говоря, и воспитательная задача школы. Мы же все хотим, чтобы из школы выходили честные люди.

– Да, мы хотим. Но мы знаем, что слова плохо воспитывают, воспитывает образ жизни, в который воспитуемый погружен. Значит, в жизни должны быть такие условия, чтобы честным было быть выгоднее, чем нечестным. Сегодня иной раз сжульничать выгоднее: получаешь более высокий балл – попадаешь в более престижный институт… Есть ли какие-то инструменты, так сказать, способствования честности?

– Единственный инструмент – это открытость, прозрачность всех процедур по отношению к разным группам интересов – к ученикам, их родителям, к вузовскому сообществу. Ведь и вузы заинтересованы в том, чтобы к ним приходили сильные абитуриенты и становились сильными студентами.

– Все ли вузы в этом заинтересованы?

– Я как бывший ректор вуза точно могу сказать, что хорошие вузы хотят сильных студентов и сильных абитуриентов. А мы ориентируемся, конечно, на хорошие вузы. Им нужны сильные студенты, мотивированные на учебу, желающие стать профессионалами, готовые инвестировать свое время и силы в свой профессиональный и личностный рост…

Мы можем долго говорить о честности, это тема полусоциологическая, полуфилософская. Но, так или иначе, у нас выбора нет. Нужно двигаться по пути открытости, прозрачности всех наших контрольных процедур. Еще раз обращаю внимание на то, что Единый экзамен – это только одна из них.

– Существует миллион мнений, множество рецептов, как улучшить ЕГЭ. Например, если баллы по ЕГЭ не были бы публичными, а были известны только выпускнику, то невозможно было в принципе оценить результаты ЕГЭ в целом. И тогда исчезло бы давление на систему…

– От всех инструментов оценки качества мы ожидаем обратной связи, сигнала, который придет обратно в систему образования. И тогда будет понятно, что в такой-то школе не дорабатывает учитель математики, а в другой – недостаточное внимание уделяется химии или биологии и так далее. Чтобы такие сигналы приходили, и система обратной связи работала, нам нужно, чтобы эти информационные каналы были проходимы.

– Но тогда закон Кэмпбелла против вас…

– Знаете, как физик могу сказать, что есть и закон возрастания энтропии: хаос всегда более вероятен, чем порядок. Но ведь это не означает, что нам нужно прекратить убираться у себя дома и не подметать улицы в городе. Нам нужно по мере своих сил, каждому на своем месте думать о порядке и о честности.

– В дискуссии по поводу ЕГЭ уже десять лет выдвигаются одни и те же аргументы против и за. Нет у вас ощущения, что она пробуксовывает? Не хочется ли вам наконец резюмировать все доводы и предложения и попытаться прийти к какому-то консенсусу?

– Я занимаю принципиальную позицию, что все сущностные изменения в ЕГЭ должны быть известны до того, как учебный год начался. Поэтому в следующем учебном году никаких серьезных перемен не будет.

Возможны лишь определенные изменения в технологии и в процедуре, которые будут нацелены на исключение в следующем году информационных поводов, определявших, к сожалению, общественное мнение последних месяцев.

Но вопрос о том, каким должен быть единый экзамен в перспективе, пока еще открыт. Например, неправильно, что содержание заданий ЕГЭ по сути определяет обучение в старших классах. Нужно наоборот: сначала договориться о результатах обучения, понять, какие именно результаты важны для наших детей и их будущего, зафиксировать эти договоренности, а потом уже выстроить систему оценивания.

Мы понимаем, что и содержание заданий нужно обсуждать, и технологию экзамена, например, сдачу экзамена в электронной форме, и банки открытых заданий, и возможность сдавать ЕГЭ не только в мае-июне, но и в течение всего учебного года. Есть целый список вопросов, по которым ведется профессиональная и общественная дискуссия.

Также мы вынесли на обсуждение вопрос о том, нужно ли учитывать одновременно с результатами ЕГЭ и внеучебные достижения школьников через портфолио, и средний балл аттестата.

– И лучшие школы сразу взвыли, потому что они тут проигрывают за счет строгости своих внутренних оценок…

– Я не думаю, что они проиграют. Весь вопрос в коэффициентах, в сбалансированности этой системы, если она будет внедрена.

Так или иначе в предстоящем учебном году никаких перемен вводить мы не будем. Просто еще не появился консенсус по этому вопросу.

– Но вы стремитесь его достичь?

– Есть такие вопросы, по которым согласия никогда не будет. Но надо дать людям время, чтобы каждый мог высказать свое мнение. Потом предстоит оценить их релевантность и принять грамотные управленческие решение.

– Куда обращаться нашим читателям, которые хотят принять участие в этой дискуссии?

– На сайте Министерства образования и науки РФ есть специальные ссылки на дискуссионную площадку, где ведутся обсуждения. Я каждый месяц получаю дайджест, выжимку из тех предложений, которые туда поступают.

– Вы говорите, что нельзя ничего менять в течение года, а в то же время Думе муссируются принципиальные изменения ЕГЭ. В частности предлагается сделать его добровольным…

– С 1 сентября вступает в силу новый закон «Об образовании в Российской Федерации». Вопросы проведения ЕГЭ в нем очень четко регулируются, и мы будем им руководствоваться.

А в связи с очередной законодательной инициативой хочу сказать, что существующий сегодня ЕГЭ является добровольным по всем предметам, кроме двух – русского и математики, поэтому в значительной степени идея добровольности, вариативности у нас присутствует. Так что ничего принципиально нового я не вижу в этом предложении.

– Там добровольность заключается не в выборе ЕГЭ или отказе от него, а в выборе между двумя формами: ЕГЭ или традиционный экзамен плюс вступительный экзамен.

– Этот подход мы не поддерживаем, потому что считаем, что выпускники любой школы России должны быть в одинаковых условиях, вне зависимости от того, где они живут, какую школу они закончили. Мы с вами прекрасно понимаем, что далеко не все могут приехать сдавать вступительный экзамен в московский вуз.

А ведь один из важнейших результатов единого экзамена – это качественно выросшая мобильность абитуриентов. В ведущие вузы Москвы и Петербурга стало поступать в два раза больше детей из других городов по сравнению с тем временем, когда ЕГЭ не было. Мы действительно дали шанс на успех каждому ребенку.

– Вы знакомы с мнением о том, что противники ЕГЭ – это противники равенства?

– ЕГЭ действительно уравнивает возможности и является очень мощным фактором, обеспечивающим социальное перемешивание. Это серьезный социальный лифт… при условии, что экзамен проводится честно!

– Вы упомянули новый закон «Об образовании». Какие перемены ждать в этом году учителю, родителю, ребенку в связи с ним?

– Естественно, этот закон отразится на жизни всех.

Например, дошкольное образование становится уровнем общего образования. Это означает, что будет федеральный стандарт, который будет определять образовательные результаты ребенка на уровне дошкольного образования. Мы его как раз сейчас обсуждаем.

Дошкольное образование пока остается единственным уровнем образования, доступность которого не обеспечена полностью. Это проявляется в том, что у нас есть очередь в детские сады. Закон четко здесь расставляет акценты: общедоступность и бесплатность дошкольного образования для граждан теперь гарантируется.

Закон говорит, что каждый ребенок, посещающий школу, должен получить бесплатный комплект учебников. В ближайшее время, самое позднее – со следующего учебного года, мы должны гарантировать полное, стопроцентное выполнение этой нормы.

Перейдем к учителям. Их в России 1 млн 40 тысяч.

– Мне встречались цифры поменьше…

– Чуть-чуть год от года количество учителей сокращается, но незначительно. Плюс к той цифре, что я назвал, у нас примерно 150 тысяч педагогических работников общего образования, которые не являются учителями – методисты, библиотекари, психологи. Закон впервые гарантирует уровень заработной платы учителей. Причем это будет реально действующая гарантия.

– Только учителей? Или других педагогических работников тоже?

– В законе закреплено, что педработники общего образования, не только учителя, должны иметь заработную плату, которая в среднем будет соответствовать средней в регионе.

Это впервые вводимая гарантия! Кстати, ни в одной другой отрасли социальной сферы нет ничего подобного. И это очень серьезное достижение нашей образовательной политики.

– Получается, что эффективный контракт, который вы тоже упоминали, звучит так: зарплату учителю мы гарантируем законом и выплачиваем, а качество его работы будем оценивать по профессиональным стандартам…

– В общем, да, но нужно помнить, что общее образование отнесено у нас к региональным полномочиям. Поэтому эффективный контракт будет иметь различия в разных регионах. Точно так же, как система оплаты труда учителей сильно отличается от региона к региону.
Законом фиксированы только средние показатели зарплаты.

Естественно, что в каждой школе, у каждого учителя заработная плата может быть как выше, так и ниже, чем средняя по соответствующему региону, но чем она будет определяться, зависит от правил, которые установлены в данном регионе, муниципалитете, школе.

– Но при исчислении заработка должны в любом случае оглядываться на профстандарт?

– Да, разумеется. После того, как профессиональный стандарт учителя будет внедрен в полном объеме, он станет основой и для проведения аттестации, и для выстраивания траектории повышения профессионального уровня каждого учителя.

– Значит, если учитель сегодня хочет задуматься о собственном будущем, то ему надо внимательно ознакомиться с профстандартом и прикинуть, насколько его профессиональный уровень этому стандарту соответствует?

– Мы именно для этого и проводим широкое обсуждение стандарта! И поэтому не торопимся, выстраиваем определенную последовательность действий.

Я уже говорил, что мы стремимся не допустить того, чтобы с введением стандарта возросла бюрократическая нагрузка – наоборот! Качество работы учителя не определяется количеством бумаг, справок и отчетов, которые он написал. Поэтому переход на новые инструменты обязательно должен сопровождаться снижением бюрократической нагрузки на школы и учителей, которая сегодня является чрезмерной.

– Дмитрий Викторович, тут у меня есть возможность поймать вас на слове. Вы год назад давали интервью «Умной школе» и обещали, что отчетность будет сокращена в разы. Мы ведь не будем лукавить и говорить, что это произошло?

– Да, не будем. Но мы провели ряд полевых исследований в регионах и установили, из чего складывается эта бюрократическая нагрузка. Основная масса бумаг адресована муниципальным и региональным органам управления образованием.

На федеральный уровень отправляется совсем немного документов. Тем не менее для сокращения отчетности мы прошли свою часть пути: серьезно сократили мониторинги, исключили дублирование. Теперь аналогичных действий ожидаем от регионов.

Могу привести один пример. На днях я был в Северной Осетии, участвовал в педсовете, посвященном началу нового учебного года. Мне сказали, что с 1 сентября все школы республики переходят на электронные дневники и электронные журналы. По их оценкам, это приведет к 60-процентному сокращению бумажной нагрузки на учителей.

Посмотрим,  будет ли это так. В любом случае важно, что тренд задан и задача поставлена.

Конечно, в каждом регионе есть своя специфика. Кто-то готов к внедрению цифровых технологий, кто-то – нет, а кто-то заставляет учителя заполнять и электронный журнал, и бумажный. Я точно знаю, что такое еще бывает.

– В рамках разделения полномочий у вас есть способы взаимодействия с регионами, чтобы эту проблему решить и на их стороне?

– Конечно. Во-первых, мы свою задачу видим в том, чтобы «снимать» реалистичную картинку того, что происходит. И в разных регионах будем продолжать свои исследования. Во-вторых, будем оказывать методическую и технологическую помощь регионам,  анализировать и распространять лучшие практики, готовить рекомендации.

Задачу дебюрократизации школ, снижения вала отчетности мы с повестки дня ни в коем случае не снимаем.

– Учителя всей страны смотрят на вас в этом вопросе с надеждой. И не только в этом.

Например, в своей статье «Качество как приоритет образовательной политики», которую мы публиковали на сайте «Умной школы», вы выражали  желание оставить школы и учителей в покое. Чтобы учителя учили детей, а директора помогали им в этом на своем уровне». Как вы думаете, насколько это получится?

– К счастью, наша система школьного образования очень многообразна. То, что происходит в большой школе на 2,5 тысячи школьников, сильно отличается от ситуации в небольшой, малокомплектной сельской школе, где есть 35-70 учеников. (А в России примерно 11 с половиной тысяч малокомплектных школ, чуть ли не четверть от общего количества). Есть огромная разница и в региональных подходах. И мы не ставим перед собой цель все унифицировать.

Но в целом нам нужно по существу перейти от диктата и навязывания инициатив сверху к поддержке тех инициатив, которые идут снизу. К сожалению, в последние годы (в том числе за счет роста бюрократической нагрузки) снизился уровень инновационной активности педагогов в разных школах.

– В связи с этим еще одна цитата из той же статьи: «Нужна гибкая система стимулирования качественной работы и доброжелательная среда помощи учителям. Без жесткого административного контроля». Как в вашем представлении выглядит такая среда?

– Я имею в виду разветвленную систему повышения квалификации, которая была бы открыта по отношению к каждому учителю. Любой учитель если он чувствует необходимость самосовершенствования и профессионального роста, должен иметь возможность обратиться за помощью и получить необходимую поддержку.

Я бы добавил еще возможность коммуникации со своими коллегами из других регионов, гораздо более интенсивный обмен опытом и лучшими практиками, чем есть сегодня. Потому что только в этом случае мы сможем обеспечить единство нашего образовательного пространства.

– Что для этого будет сделано на федеральном уровне?

– Мы будем повышать уровень информационной, организационной и финансовой поддержки как инновационной деятельности, так и горизонтального, сетевого взаимодействия. К счастью, технологии сейчас дают возможность минимизировать финансовые и временные затраты на это. Мы намерены занять очень активную позицию, будем стимулировать развитие и поддерживать инициативы в этом направлении.

Очень важно, чтобы свою часть пути прошли регионы, потому что внутри регионов тоже все очень неоднородно.

– Есть мнение, что Минобрнауки недостаточно комментирует собственные действия, тем самым рождая непонимание. Вы тоже говорили об этом в упомянутой статье. Планируете какие-то шаги в этом направлении?

– Да, мы сформировали в министерстве новый департамент, который будет заниматься работой с информацией и связями, как с профессиональным сообществом, так и с общественностью. Тут дело не в умножении бюрократических структур. Нужно, чтобы все сотрудники и коллеги в министерстве понимали необходимость выполнения важнейшей функции и миссии: объяснять наши действия.

– Пока что проблема есть. И вакуум в понимании причин часто заполняется конспирологическими теориями. Например, считается, что думающие граждане власти не нужны. И поэтому власть под предлогом модернизации образования занимается оболваниванием населения.

У вас есть заказ на оболванивание?

– У нас его нет. Я даже не очень понимаю, кто может такой заказ сформулировать. Но я очень остро ощущаю заказ на то, чтобы ситуация в системе образования улучшалась.

А для этого нужно, чтобы повышалось доверие к тому, что происходит, что делают учителя, вузовские преподаватели, наши советы по присуждению ученых степеней.

У нас дефицит доверия на всех уровнях, и это характеризует не только отношение к системе образования. Это характеризует и отношение к власти. Я считаю, что это результат определённой социальной незрелости общества, отсутствия механизмов гражданского общества, которые обеспечивали бы власти обратную связь.

Мы здесь находимся в общем контексте, но в той части, которая касается моей ответственности и моих коллег, мы будем делать все, чтобы степень доверия повышать.

– То есть вы не ощущаете  желания каких-то сил, чтобы из школ выходили менее думающие?

– Я этого не ощущаю. Напротив, я слышу со всех сторон, в том числе и на высоком политическом уровне, что школа должна работать лучше, и из нее должны выходить более образованные и более мотивированные к продолжению обучения выпускники.

– Когда-то в качестве рецепта предлагалась вариативность образования. Вы согласны, что чем больше вариативности – тем лучше образование?

– Да, но при условии, что мы обеспечиваем единство образовательного пространства и гарантируем каждому ребенку, где бы он ни жил, достижение результатов, которые зафиксированы в стандарте.

Например, профильное образование, возможность индивидуализировать образовательную траекторию каждого ученика в старшей школе стали уже фактами, и для этого не надо ждать всеобщего внедрения нового ФГОСа. Можно делать это уже сейчас, через проектную работу, через индивидуальный учебный план и так далее.

Кстати, новый закон об образовании и впервые фиксирует право каждого обучающегося на формирование индивидуального учебного плана и соответственно обязанность образовательного учреждения обеспечить его работу в соответствии с этим планом. Этого ждут сегодня многие наши семьи.

– Но при этом просматривается некоторая ностальгия по элементам советской школы, которая вариативностью не обладала. Мол, давайте советскую школу восстановим, и все снова будет хорошо. Как вы видите борьбу этих двух тенденций?

– Я не хочу говорить о борьбе. Идет постоянная дискуссия о будущем нашей школы. В этой дискуссии высказываются разные позиции. Например, введение школьной формы рассматривают как возврат к прошлому. Но ведь в стране не вводится единая школьная форма по советскому образцу, напротив – в каждом регионе, в каждой школе может быть свой фасон одежды. И это принципиально отличает наше общество от того, каким оно было 20 лет назад.

Общество сейчас совершенно не стремится к унификации всего и всех, и запросы, которые наши семьи предъявляют к школьному обучению, совсем иные, нежели во времена СССР.

Я не вижу здесь серьезных рисков снижения потенциала нашей образовательной системы.

Я хочу еще раз повторить то, с чего мы начали. Что бы ни делали, какие бы варианты развития мы ни обсуждали, какие бы решения мы ни принимали,  какие бы действия ни планировали, нам нужно отвечать на вопрос: приведет ли это к повышению образовательных результатов, учебных достижений наших детей.

– Судя по тому, что вы говорили на недавнем заседании правительства, вы видите риски в уходе от инновационной деятельности. Вы предлагали поддерживать «непослушных» директоров. И премьер-министр с вами согласился. Есть ли у вас инструменты такой поддержки? Это сработает?

– Мы все-таки занимаемся образовательной политикой, и наше дело, кроме всего прочего, – давать вектор развития и говорить о том, что мы считаем важным на основе анализа тех педагогических практик, которые есть по всей стране. Мы именно таким путем пришли к выводу, что необходимо повысить инновационный потенциал нашей системы образования.

Это делается прежде всего на уровне конкретных педагогов, учителей-новаторов, директоров, которые придумывают новое, пробуют его на практике и распространяют наработанные методики.

– То есть, вы думаете, что этот вектор, аккуратно обозначенный на заседании правительства, будет воспринят?

– Я думаю, что нам нельзя ограничиваться декларациями и призывами. Мы расширим практику проектной поддержки таких инноваций.

– В завершение разговора – какие у вас будут пожелания учителям, родителям и детям в начале нового учебного года?

– Самое важное, что можно пожелать учителям – это ярких талантливых учеников, которые бы добивались успехов и радовали своими достижениями учителей и родителей. Хочется, чтобы люди, связанные с системой образования, думали о будущем. А будущее – это дети. От того, как мы будем учить детей сегодня, зависит то, какой наша страна и общество будет завтра.

Пусть успешность каждого ребенка станет императивом, который будет определять работу каждого из нас»

Беседу провел Марк Сартан